Импрессионизм.
Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени
И красок звучные ступени
На холст, как струпья, положил.
Он понял масла густоту –
Его запекшееся лето
Лиловым мозгом разогрето,
Расширенное в духоту.
А тень-то, тень всё лиловей,
Свисток иль хлыст, как спичка, тухнет, –
Ты скажешь: повара на кухне
Готовят жирных голубей.
Угадывается качель,
Недомалёваны вуали,
И в этом солнечном развале
Уже хозяйничает шмель.
1932
Так уж получилось, что, живя в Ленинграде-Петербурге с рождения, я много ходил в Эрмитаж. И третий этаж с импрессионистами меня приковывал к себе с детства.
Совсем не умея рисовать, я пробовал впитывать картины, смотреть на них, вглядываться до тех пор, пока они не рассыпались пятнами разных красок.
И лишь в подростковом возрасте, когда среди бабушкиного самиздата я нашел эти стихи Мандельштама, я сообразил, что волшебство импрессионистов оценено не только мной.
Мне даже стало обидно, что о них можно было написать так емко и точно и так исчерпывающе.
Но не только "написать", а музыкой стиха показать, иллюстрировать, как рождается ткань картины…
И лето, которого часто не хватает в Питере - оно тоже выливается из этого стихотворения.
А самое главное для меня вот это - "он понял масла густоту…. " как-будто недостаточно для того, чтобы что-то сделать простт взять это масло. А надо его "понять", "разогреть лиловым мозгом" - пронести через себя, чтобы получился "глубокий обморок сирени".
Эти обмороки сирени частое явление, если понять как это сделать. Правда?



 Получить консультацию
Получить консультацию





Правда?
Мне даже стало обидно, что о них можно было написать так емко и точно и так исчерпывающе.
смятение чувств....
И третий этаж с импрессионистами меня приковывал к себе с детства.
Жду про Ренуара
А тень-то, тень всё лиловей
О своих походах в музей Ново-Западного искусства (ныне Пушкинский) Мандельштам писал: "Тут я растягивал зрение и окунал глаз в широкую рюмку моря, чтобы вышла из него наружу всякая соринка и слеза"
Он один из лучших, кто может передавать свои чувства и стилем и содерданием.
Р. Гамзатову
Сирень прощается, сирень - как лыжница,
сирень, как пудель, мне в щеки
лижется!
Сирень заревана,
сирень - царевна,
сирень пылает ацетиленом!
Расул Гамзатов хмур как бизон.
Расул Гамзатов сказал: "Свезем".
Расул упарился. Расул не спит.
В купе купальщицей сирень дрожит.
О, как ей боязно!
Под низом
колеса поезда - не чернозем.
Наверно, в мае цвесть "красивей"…
Двойник мой, магия, сирень, сирень,
сирень как гений!
Из всех одна
на третьей скорости цветет она!
Есть сто косулей –
одна газель.
Есть сто свистулек - одна свирель.
Несовременно цвести в саду.
Есть сто сиреней.
Люблю одну.
Ночные грозди гудят махрово,
как микрофоны из мельхиора.
У, дьявол-дерево! У всех мигрень.
Как сто салютов, стоит сирень.
Таможник вздрогнул: "Живьем? В кустах?!"
Таможник, ахнув, забыл устав.
Ах, чувство чуда - седьмое чувство…
Вокруг планеты зеленой люстрой,
промеж созвездий и деревень
свистит
трассирующая
сирень!
Смешны ей - почва, трава, права…
P. S.
Читаю почту: "Сирень мертва".
P. P. S.
Черта с два!
Андрей Вознесенский